Перейти к основному содержанию

                       Выборг и поэзия «Серебряного века»

Памяти Иосифа Владимировича Суриша, краеведа, литературоведа, поэта.

 

«Серебряный век» русской поэзии начал свое рождение с конца 19 века. Это явление прошествовало по всему литературному миру, не обойдя Выборг, признанный культурный центр тогдашней Финляндии.

Все поэты «серебряного века» так или иначе, творчески или житейски, тяготели к двум основным культурным и административным центрам России — Петербургу или Москве. В каждом центре имелись свои духовные и художественные традиции: в Петербурге преимущественно западнические, в Москве преимущественно славянофильские. Петербург был наполнен новыми культурными и литературными веяниями, заполнен диспутами, публичными выступлениями, полемиками по вопросам литературы и искусства.

Так или иначе, многие представители петербургской литературной элиты обращали свой взгляд на Финляндию, и, конечно, на близлежащий к Петербургу, входящий в состав Финляндского княжества Выборг.

В те незапамятные времена здесь, в бывшей Финляндии, чувствовалась особая аура таинственности и притягательности. Особенно обострялись эти ощущения в пору белых ночей, которые совсем по-другому выглядели над финскими цветущими болотами, чем над петербургскими дворцами и набережными.

Поскольку Финляндия в начале ХХ века входила в состав Российской Империи, то  для посещения ее не было никаких препятствий. «Финляндией дышал дореволюционный Петербург, от Владимира Соловьева до Блока…Я всегда смутно чувствовал особенное значение Финляндии для петербуржцев и что сюда ездили додумать то, чего нельзя было додумать в Петербурге…»·-писал Осип Мандельштам.

Русские поэты и писатели проявляли  интерес к  Финляндии, ее природе, национальной  культуре, политике. Кое-кто из наших литераторов даже оказывался здесь в ссылке, как Евгений Баратынский, которого А.С. Пушкин назвал «певцом Финляндии». Другие, как Батюшков, участвовали в военных походах против Швеции, в завоевании финских земель. Позднее Финляндия стала излюбленным местом для романтически настроенных русских поэтов – здесь бывали и жили подолгу поэты серебряного века Соловьев, Брюсов, Анненский, Мандельштам, Гарднер. В русской поэзии сохранились целые циклы стихотворений, посвященные таким финским озерам, как Сайма, или речным перекатам, как Иматра. В них описывалась суровая красота дикой Финляндии: холодные серые воды, ревущие водопады, опасные топи, величественные гранитные валуны под низким ватным небом. Но временами в этих стихах и прозе  проскальзывали и другие нотки – в Финляндии можно было не только бродить среди песчаных дюн или плавать по ровной глади прозрачных озер, вдыхать аромат болотных ягод и соленый ветер с моря, но и «мечтать о временах протекших», как сказал Батюшков и «обрывать нить сознания», по выражению Блока. Русская поэзия «серебряного века» впитала в себя таинственную финскую магию как раз перед тем, как этой магии суждено было окончательно угаснуть.

В Выборг стремились представители культуры как русской, так и финской. Популярность Выборга в творческой среде можно объяснить уникальным географическим положением, его необычным статусом. Что же притягивало к нашему городу, что давало импульс для вдохновения? Наверное, сам облик древнего города с его  уникальной историей, неповторимой архитектурой; величественный замок, выплывающий из воды, суровые каменные стены, рвы, и вместе с тем  прекрасные архитектурные сооружения, яркие улицы, европейский образ жизни… и. конечно, само расположение Выборга, стоящего на пересечении важнейших дорог, близость его к двум столицам  -Петербургу и Хельсинки. Через Выборг проходил путь в Финляндию и Швецию, а также живописная трасса на водопад Иматра, озеро Сайма, Сайменский канал, что также способствовало популярности Выборга, особенно среди петербуржцев. Многие из них останавливались здесь проездом, иные надолго задерживались, знакомились с достопримечательностями, некоторые деятели культуры имели усадьбы и дачи. Кроме того, Выборг нес в себе черты европейской культуры, присущей ему как центру Южной Финляндии, он был «домашней заграницей» Российской империи.

Так или иначе, Выборг вдохновлял поэтов, писателей, способствовал их творчеству, в то же время они обогащали духовную жизнь города, питали его самобытную  культуру.

Впервые термин «серебряный век» или русский ренессанс употребил Н. Бердяев,· характеризуя необыкновенный культурный подъем, который пережила Россия в этот период. Это был бурный расцвет русского модернизма, как стали называть три новых поэтических направления, возникшие в этот период: символизм, акмеизм и футуризм. Серебряный век – это внутреннее единство его представителей , выражающееся в связи их творчества и личной судьбы: искусство было для них жизнью, а жизнь - искусством.

У истоков русского символизма стоял русский поэт Д. С. Мережковский·. Он принадлежал к старшему поколению символистов. Мережковский отмечал : «Наше время должно определить двумя противоположными чертами — это время самого крайнего материализма и вместе с тем самых страстных идеальных порывов духа. Мы присутствуем при великой, многозначительной борьбе двух взглядов на жизнь, двух диаметрально противоположных миросозерцании. Последние требования религиозного чувства сталкиваются с последними выводами опытных знаний».

Имя Мережковского связано с посещением Иматринского водопада. Спасаясь от гнетущей усталости, от пережитых волнений и страстей, он оказался в Финляндии, на Иматре. Приезжал он туда в январе 1906 года вместе с женой, также поэтессой серебряного века З. Гиппиус. Прожив 10 дней в отеле «Каскад», он слушал водопад, переживая наваждения и тревоги и  опасную любовь. В стихотворении, посвященном поэтессе Л. Вилькиной, он отразил свои впечатления от шума водопада, безмолвия зимнего леса:

Все уснуло, замолчало,

Где конец, и где начало,

Я не знаю – укачало,

Сани легкие скользят,

И лечу, лечу без цели,

Как в гробу, иль в колыбели,

Сплю, и ласковые ели

Сон мой чутко сторожат.

Я молюсь или играю,

Я живу, иль умираю,

Я не знаю, я не знаю,

Только тихо стынет кровь.

И бело, бело безбрежно,

Усыпительно и нежно,

Безмятежно, безнадежно,

Как последняя любовь!

 

Возможно, автору стихотворения вспомнились строки из стихотворения Вл. Соловьева «Иматра»: «Шум и тревога в глубоком покое…».

В последнем письме оттуда Мережковский написал: «Не знаю, как выберемся - такая вьюга. Пожалуй, на дороге застрянем от снежных заносов. Вверху воет вьюга а внизу – Иматра. В окнах бело, бело и грустно». Прощание с Иматрой было грустным для Мережковского.

Будущее показало, что символизм стал господствующим художественным мировосприятием и стилем «серебряного века». Символизм это не что иное, как новая форма романтизма, именно он  который пришел на смену декадентству. Символизм означал искания душевного порядка, обращаемость к грядущему. В 1910-е годы черты романтизма по-новому проявились в таких соперничавших между собой течениях, как футуризм и  акмеизм, которые, творчески споря с символизмом,  вместе с тем по-своему развивали его традиции. Ярким представителем символизма, его основоположником считается великий русский философ и замечательный поэт В. С. Соловьев. Особенно значительна  его роль в постижении высоких идеалов любви, добра и красоты Его поэзия явилась одним из основных источников, питавших серебряный век . Его духовное наследие оказало глубокое воздействие на  поэзию русских символистов, прежде всего на А. Блока , А. Белого, О. Мандельштама. Блок, выступая с докладом «Владимир Соловьев и наши дни», очень верно сказал: «Владимиру Соловьеву судила судьба в течение всей его жизни быть духовным носителем и провозвестником тех событий, которым надлежало  развернуться в мире. Рост размеров этих событий ныне каждый из нас, не лишившийся зрения, может наблюдать почти ежедневно. Вместе с тем каждый из  нас чувствует, что конца этих событий еще не видно, что предвидеть его невозможно, что свершилась лишь какая-то часть их — какая, большая или малая, мы не знаем, но должны предполагать скорее, что свершилась часть меньшая, чем предстоит».

Жизнь Владимира Соловьева - бесприютная жизнь скитальца, проходила то в гостиницах, то у друзей. Он без конца переезжал с места на место, кочуя по России, посещая заграницу. Часто бывал в Финляндии, где он подолгу жил и работал, плавал по Балтийскому морю.  В Выборг  впервые поэт приехал осенью 1894 года. Знаменитый парк Монрепо он увидел в великолепном золотом убранстве и был им покорен:

Серое небо и серое море

Сквозь золотых и пурпурных листов,

 Словно тяжелое старое горе

Смолкло в последнем прощальном уборе

Светлых, прозрачных и радужных снов.

                                Выборг, 26 сентября  1894

 

Природа вдохновила поэта на создание нескольких циклов лирических стихотворений, среди которых наиболее известный, неоконченный цикл «Монрепо».              

  Эти мшистые громады

  Сердце тянут как магнит.

  Что от смертного вам надо,

  Что за тайна здесь лежит?

                                  Колдун-камень, 1894

 

  Где ни взглянешь, - всюду камни,

  Только камни да сосна...

  Отчего же так близка мне

  Эта бедная страна?

  Здесь с природой в вечном споре

  Человека дух растет

  И с бушующего моря

  Небесам свой вызов шлет.

  И средь смутных очертаний

  Этих каменных высот

  В блеске северных сияний

  К царству духов виден вход.

  Знать не даром из Кашмира

  И с полуденных морей

  В этот край с начала мира

  Шли толпы богатырей.

                       По дороге в Упсалу, 1893

 

 

В его душе суровая северная природа нашла широкий отклик. Поэт, воспевал природу, первозданно дикую и необузданную, прелесть северных зим и короткого лета,  Он с уважением писал о населяющим край народе, представляя его в борьбе и природная символика поэта имеет множество смыслов, за внешними пейзажами скрыт духовный мир, полный мистики и тайн бытия.

«Владимир Соловьев испытывал особый пророческий ужас перед седыми финскими валунами. Немое красноречие гранитной глыбы волновало его, как злое колдовство», - писал о поэте  Осип Мандельштам в статье «Утро акмеизма». Поэт и философ  вечно искал красоту: в мироздании, в природе. Искал и находил ее в  Выборге. Замечательные стихи посвящены озеру Сайма («Сайма», «На Сайме зимой»), водопаду Иматра,  «На Иматре» стихи Соловьева ярко свидетельствуют о том, насколько глубоко Финляндия, ее тревоги запечатлелись в его памяти. Стихи с выборгской, финской  темой печатались в журнале «Вестник Европы».

 

В невозмутимом покое глубоком,

Нет, не напрасно тебя я искал.

Образ твой тот же пред внутренним оком,

 

Фея - владычица сосен и скал!

Ты непорочна, как снег за горами,

Ты многодумна, как зимняя ночь,

Вся ты в лучах, как полярное пламя,

Темного хаоса светлая дочь!

                                  На Сайме зимой, 1894

 

После Октябрьской революции произведения Вл. Соловьева были практически изъяты из научного и культурного обихода, что нанесло громадный ущерб литературе, искусству, философии и духовной жизни нашего народа. В последнее время наследие Вл. Соловьева стало возвращаться к читателям; оно призвано помочь сегодняшнему духовному возрождению, прежде всего возрождению высоких  нравственных и эстетических идеалов.

 

Удивительно переплелись творческие судьбы поэтов Владимира Соловьева и Осипа Мандельштама. Уже первые шаги Мандельштама в поэзии отражают увлечение Соловьевым. Влияние Соловьева на становление поэтического мировоззрения велико, однако вскоре он расстается с «символистической ересью». Освобождение от «мучительного, зыбкого», сверхчувствительного восприятия мира и решительный поворот поэта к акмеизму произошел в 1912 году. В 1913 году вышел первый сборник поэта, под названием «Камень», в котором соседствовали и символизм, и акмеизм. Этот сборник высоко оценил Н. Гумилев·.

Как и Вл. Соловьев,  Мандельштам интересовался Финляндией, любил ее и часто, с раннего детства там бывал.

Зимой 1908 года он писал  из Парижа своей матери: « Маленькая аномалия: «тоску о Родине» испытываю не о России, а о Финляндии. Посылаю тебе стихотворение о Финляндии». Речь идет о стихотворении «О, красавица Сайма», одном из немногих стихотворений, посвященных природе Финляндии.                                

  О, красавица Сайма,

Ты лодку мою  колыхала,

Колыхала мой челн,

Челн подвижный,

Игривый и острый.

В водном плеске

Душа колыбельную негу

Слыхала,

И поодаль стояли

Пустынные скалы,

Как сёстры.

Отовсюду звучала

Старинная песнь –

Калевала:

Песнь железа и камня

О скорбном порыве Титана.

(1908)

 

Впервые Мандельштам ездил на озеро Сайма и на Иматру летом 1907 года.

Впечатления от поездки вылились в стихи. Это не просто пейзажная зарисовка  красоты струящегося потока , а  звучание души и сердца в унисон с природой, впечатления от увиденного, ощущение сопричастности; раздумья автора:

 

Я причалил и вышел на берег

седой и кудрявый;

И не знаю, как долго,

не знаю, кому я молился…

Неоглядная Сайма струилась

потоками лавы.

Белый пар над водою

тихонько вставал и клубился.

(1908)

 

В Выборге он бывал в более раннем возрасте с родителями, ведь здесь жили две хорошо знакомые им семьи.

Семья Мандельштамов, как правило, останавливались у друзей своих родителей - Кушаковых. Брат поэта Евгений рассказывает: «Кушаковы жили в добротном деревянном особняке, рядом с которым стоял многоэтажный каменный дом с большой лавкой. Во дворе дома была кондитерская фабрика… Семья Кушаковых, их дом в какой-то степени сохранили радушно-патриотическую атмосферу еврейского клана. Осип очень любил здесь бывать. Ему было 17-18 лет, а у Кушаковых были две прелестные дочери-невесты. За одной из них брат не на шутку ухаживал…»·

С 1909 года и до 1915 Мандельштам  проводил много времени в санаториях как России, так и Финляндии: «Я люблю буржуазный европейский комфорт, и я привязан к нему не только физически, но и эмоционально», - признавался поэт в одном из писем.

В Финляндии Мандельштам провёл почти весь 1911 и 1912 гг. Так, например, он останавливался в пансионате Линде, в 12 км от Мустамяки (ныне Горьковское), но когда хозяина арестовали, то Мандельштам уехал из пансионата. В это время только-только открылся новый санаторий – Конккала (теперь это Красный Холм). Он писал друзьям, что живёт в глуши, «богом заброшенном уголке Финляндии». Чудесный, напоенный ароматом сосен воздух, зеркально-серебристая гладь озера, гранитные замшелые валуны, - всего было в избытке! И поразительная музыка птичьих голосов, ветра, шума деревьев!.. Но ещё судьба сделала царский подарок -  знакомство с известнейшим юристом А. Кони и  литературным историком Вл. Бочановским.

 

Характерной чертой финской жизни, к которой тяготел Мандельштам, был протестантизм. Это стало одной из причин перемены вероисповедания посредством крещения которое произошла в выборгской епископско-методистской церкви в 1911 году. По воспоминаниям своего младшего брата, Осип мечтал поступить в Санкт-Петербургский университет на историко-филологический факультет (в те времена это было самое престижное учебное заведение Петербурга, а на факультете – самая сильная профессура). Но возникли сложности. Дело в  том, что одарённый юноша не очень прилежно учился и аттестат у него был неважный. Да и  национальная принадлежность – Мандельштамы были евреи – вносила ограничения для принятия в учебное заведение. Выход  был найден: смена исповедания. Пришлось думать о крещении (в России евреи подвергались гонениям как иноверцы). Конечно, такой шаг был необычным. Наверное, не только голый расчёт привёл молодого человека к смене религии. И формальности, связанные с этим мероприятием, наверное, не могли не затронуть глубинных  струн души.  Как бы там ни было, в мае 1911 года  после уплаты пошлины и перемене документов  Мандельштам  получил свидетельство, удостоверяющее его крещение. Кстати, крещению предшествовал обязательный экзамен, касающийся христианской веры и обязанностей христианина. Таким образом, принятие Мандельштам христианства может рассматриваться как признание христианских ценностей. Для совершения обряда Мандельштам выбрал близкий душе, знакомый город – Выборг. Здесь существовал небольшой  методистский приход. Принадлежал он епископско - методистской церкви. Пастор Нильс Розен из Хельсинки совершил этот обряд. Достоверно известно, что молельный дом этой церкви находился на Торккелинкату,7 (по некоторым источникам - 5; (ныне пр. Ленина), а часовня прихода была по адресу Тиилирууки, Вилхонкату, 7 – (3-я Южная ул.).

В одном из этих мест и произошёл обряд крещения будущего поэта.

Родители отнеслись к этому шагу сына по-разному: мать – вполне терпимо, а отец – болезненно. Но никто из них не сомневался в  праве взрослого молодого человека  поступать самостоятельно.  Возможны и другие причины, но зримым  результатом перемены вероисповедания явилось поступление в университет.

Мандельштам делится впечатлениями о Выборге в своих прозаических произведениях. В  автобиографических очерках «Шум времени» много  проникновенных тёплых слов и неожиданных наблюдений:

«…Зимой, на Рождество – Финляндия, Выборг, дача – Териоки.

В Териоках песок, можжевельник, дощатые мостки, собачьи будки купален с вырезанными сердцами и зазубринами по числу купаний, и близкий сердцу петербуржца домашний иностранец, холодный финн…».

Мандельштам вспоминает звон бубенцов низкорослых финских лошадок, кувшины  в гостиницах с ледяной водой для  умывания, а более всего – низкое снежное небо «И я любил страну, где все женщины безукоризненные прачки, а извозчики похожи на сенаторов».

 «… В Выборг ездили к тамошним старожилам, выборгским купцам – Шариковым, из николаевских солдат-евреев, откуда по финским законам повелась их оседлость… Шариковы держали большую лавку финских товаров, где пахло и смолой, и кожами, и хлебом, особым запахом финской лавки, и было много гвоздей и круп. Жили Шариковы в массивном деревянном доме с дубовой мебелью. Особенно гордился хозяин резным буфетом с историей  Ивана Грозного.

… Где-то в кондитерской Фацера с ванильным печеньем и шоколадом, за синими окнами санный скрип и беготня бубенчиков.

Быстрые санки, пунш, карты, … шведская крепость, шведский язык, военная музыка – голубым  пуншевым огоньком  уплывал  выборгский угар…».

В Выборге Мандельштам обычно останавливался в гостинице «Бельведер». Это была одна из лучших гостиниц города, которая «славилась чистотой и ослепительным бельем».·

«Упрямый и хитрый городок с кофейными мельницами, качалками, гарусными шерстяными ковриками и библейскими стихами в изголовии каждой постели…»· остался в памяти поэта навсегда.

О своем отношении к религии он рассказал в стихотворении «Лютеранин» и в прозаической работе «Египетская марка». В единственном произведении, именуемым «художественная проза»,- «Египетской марке»  поэт оставил интересные наблюдения  о парке Монрепо: «Вход в Монрепо стоит пятьдесят пенни. Напротив кассы – лимонадная будка, целый органчик сиропов: вишнёвый, малиновый, апельсиновый, клубничный, лимонный… Финны, как известно, большие любители лимонада…».· Своеобразный взгляд на Остров мёртвых. Раньше для сообщения с островом финны использовали паром. По выражению поэта, он был вполне исправный, «…как бы дежурящий в ожидании свинцового гроба»… Усыпальница барона Николаи вызвала у поэта неожиданную ассоциацию с «древнегреческой переправой», которая, как известно, находилась в  подземном царстве мрачного Аида и откуда не было  возврата…

Далее о владельце парка: «Барон Николаи рассадил по строжайшему плану тёмные лиственницы, густые пихты, и северная хвоя притворилась кипарисом».

Там ж, в «Египетской марке»,определяет свое отношение к протестантизму,  с проникновением рассказывает о финских лютеранах, как они едут по трудным дорогам Карельского перешейка, направляясь к какой-нибудь церквушке, в которой они поют псалмы и пьют кофе, разбавленное самогоном. Другая характеристика протестантизма включена в необычный спор между воронами и воробьями, который происходил в знаменитом выборгском парке Монрепо. Далее Мандельштам характеризует одну из выборгских  матрон: « Кто в Выборге не знает мадам Шредер? Лилия пресвитерианской церкви, гроза недобросовестных прачек, и член христианского союза по охране голубей. …Это Лютер в юбке, это гренадер Евангелья, это – капитанша благодати».

В феврале 1915 года состоялся последний визит Мандельштама в Финляндию. В санатории Рабиновича в Мустамяках он искал «мира и отдыха». Провёл в нём 9 дней.

После этого Мандельштам возвращался к Финляндии только в своих воспоминаниях. Мысленно  он снова переживал события далёких дней: Финляндия  значила для него намного больше, чем просто соседняя страна, удобно расположенная рядом с Петербургом.

 

Имя поэта «серебряного века» Вадима Гарднера в последние годы становится более широко известным и в литературном мире и среди выборжцев благодаря изданию двух сборников поэта и множеству публикаций. Выборжцам это имя особенно дорого, так как часть жизни поэта прошла в Выборге и на Карельском перешейке. Вадим Даниилович Гарднер родился 30 мая 1880 года в Выборге, в местечке Марковилле (рядом с нынешним санаторием МО). Родословная поэта экзотична и просто легендарна, судьба драматична, а имя почти забыто.

Он родился в Выборге, учился в Петербурге, сначала в гимназии, потом на юридическом факультете Университета, откуда — веяние времени — был исключен за участие  в студенческих беспорядках 1905 года и два месяца провел в тюрьме. Американское гражданство помогло обрести свободу, но юридический факультет уже пришлось заканчивать в Юрьеве.  Дальше был снова Петербург.

В Петербурге он окунулся в литературную атмосферу «серебряного века» Поэт был вхож в "Башню" Вячеслава Иванова, дружил с Николаем Гумилевым.

В 1908 году Гарднер опубликовал свою первую книгу “Стихотворения”, и стал участником “Цеха поэтов”.  Сдержанный на похвалу Вячеслав Иванов сухо отзывался о поэзии Гарднера, а Гумилев похвалил его в своей статье. Но все оценки были  относительны. Тот же Вячеслав Иванов разглядел в молодой Анне Ахматовой большого поэта, в то время, как Гумилев не ценил поэтического дара своей первой жены. От символиста Вячеслава Иванова Вадим Гарднер перешел в «Цех поэтов» акмеиста Гумилева.

 

Финский сонет

Люблю я шум прохладного прилива

И пену волн и ветра дикий вой

Громады туч несутся горделиво

Волна бежит и в камень бьет крутой

           

Поклон дерев люблю, песок зыбливый

И острый след, оставленный волной

И грома треск, блеск молнии торопливый,

Поток дождя с его густою мглой –

 

И корни ольх, поднятые водою,

И качку лайб то носом, то кормою,

Люблю твой гул, живительный прибой!

 

Ты мне мила, суровая природа

Финляндии, страны моей родной –

Сосна, гранит, на море непогода.

                        Из сборника «Стихотворения», 1908

 

Вторую книгу стихов “От жизни к жизни” (Москва, 1912) вполне благосклонно встретили многие мэтры «серебряного века»

Началась 1 мировая  война, и в1916 году Вадим Данилович подал прошение на получение российского гражданства. Получив гражданство, он поступил на военную службу, вскоре отправился в Англию, в Комитет по снабжению союзников оружием.

Весной 1918 года  он  вернулся вместе с Гумилевым из Англии в Петербург на военном транспорте через Мурманск, а после расстрела Гумилева бежал в Финляндию.

С 1921 года  Вадим Гарднер жил в Финляндии, в местечке Метсякюля (р-н Черной речки, ныне Поляны-Молодежное) в поместье матери. Это был плодотворный период для поэта. Большую часть своих произведений он создал под впечатлением этого «красочного благоухающего, щебечущего уголка земли».

В 1929 году в Париже увидел свет его третий сборник “Под далекими звездами”. В стихах он не мог избавиться от влияния Блока и, особенно, Вячеслава Иванова, корифея русского символизма. После советско-финской войны он уехали из занятого советскими войсками Метсякюля в Хельсинки, где скончался в 1956 году.

 Поэт прожил трудную жизнь. Будучи духовно и патриотически привязанным к России, он вынужден был жить и писать в Финляндии,  куда забросила его судьба.  Тема России и Финляндии лейтмотивом проходила через все его творчество.

После 1929 года поэта в России долго  не переиздавали. Единственная книга его стихов вышла в 1990 году в Хельсинки под названием «У Финского залива». И только в 1995 году в Петербурге небольшим тиражом вышел скромный сборник Вадима Гарднера «Избранные стихотворения».

Американец с русской душой, он принадлежал к литераторам, одинаково свободно писавшим на русском и английском языках. Его английские стихи не печатались, дожидаясь «лучших времен».

 

 И. Е. Репину

(Прочитано у могилы)

Мы не русской землей засыпаем твой прах,

Яркий светоч России скорбящей.

Мощный дух твой витает в нездешних мирах,

Отделившись от жизни томящей.

 

Нашей тяжкой утраты не высказать мне

Смерть жестока. Жестоки стихии.

Слезы русские льем не в родимой стране,

Сын великий великой России.

 

Уж не может волшебная кисть воплотить

Дум и образов сильных былого.

Но навеки в картинах твоих будет жить

Дух бессмертный Искусства родного.

 

Мирно спи хоть в чужом, но любимом краю,

Здесь, в Суоми, тебя восславлявшей.

Пусть баюкает нежно могилу твою

Север, прах твой с любовью принявший.

                                 Сентябрь 1930 г.

 

Замечательная русская поэтесса Анна Андреевна Ахматова судьбой и творчеством связана с Карельским перешейком, Выборгом,  Финляндией. В молодости она лечилась в Финляндии.  Жизненный путь поэтессы пересекался с Выборгом. Последние годы Ахматова провела в Комарово, дачном месте Карельского перешейка.

Она была знакома с поэтом Вадимом Гарднером и связана многими годами дружбы с Осипом Мандельштамом.

Раннее творчество Анны Ахматовой прошло под знаком «серебряного века». Ее поэзия относится к акмеизму, литературному течению, образовавшемуся вследствие кризиса символизма в 1910 году.

Поэт Вячеслав Иванов, хозяин «башни», где собирались молодые акмеисты, первым высоко оценил талант Анны Ахматовой.

А. Блок, критически относившийся к тем акмеистам, которые, по его мнению, были мало связаны с русской жизнью и в значительной мере ориентировались на заграницу, выделял среди них Ахматову. «Настоящим исключением среди них была одна Анна Ахматова; не знаю, считала ли она сама себя «акмеисткой»; во всяком случае, «расцвета физических и духовных сил» в ее усталой, болезненной, женской и самоуглубленной манере положительно нельзя было найти».

 Впервые с Финляндией, ее  природой, жизненным укладом,  Ахматова познакомилась в 1915 году, когда оказалась в Хювинкя под Хельсинки на лечении в санатории. По всей вероятности Ахматова познакомилась с Выборгом в этой поездке. Санаторий пользовался большой популярностью среди петербуржцев, славился целебным воздухом. Многие русские литераторы имели возможность приехать туда, отдохнуть и полечиться. В санатории Хювинкя  находятся документы, рассказывающие о пребывании в нем поэтов «Серебряного века», в том числе Осипа Мандельштама. Курс лечения от туберкулеза 26 –летняя поэтесса проходила с 15 по 30 октября под фамилией мужа, поэта Николая Гумилева.

Как невеста, получаю

Каждый вечер по письму

Поздно ночью отвечаю

Другу моему:

Я гощу у смерти белой

по дороге в тьму.

Зла, мой ласковый, не делай

В мире никому.

И стоит звезда большая

между двух стволов

так спокойно обещая

Исполненья снов.

Октябрь 1915 года. Хювинкяя.

 

Эти строки, написанные в санатории, она посвятила поэту Николаю Доброво. Находясь в санатории, поэтесса каждый день получала от него письма.  Их связывали не только поэзия и общий недуг. 

Николай Гумилев дважды за полмесяца приезжал в Хювинкя навестить и поддержать больную жену.

Много лет спустя, живя в Комарово, она вспоминала: «Что может быть приятнее поездки через зимнюю Финляндию в комфортабельном русском вагоне. Образец уюта!»

На протяжении многих лет Анна Андреевна носила в сердце память о Выборге. Эта память всколыхнулась в ней в трагическом 1940 году. В своих воспоминаниях она пишет:

«В первой половине марта 1940 года на полях моих черновиков стали появляться ни с чем не связанные строки. Это в особенности относится к черновику стихотворения «Видение», которое я написала в ночь штурма Выборга и объявления перемирия. Смысл этих строк казался мне тогда темным и, если хотите, даже странным, они довольно долго не обещали превратиться в нечто целое и как будто были обычными бродячими строчками, пока не пробил их час и они не попали в тот горн, откуда вышли такими, какими вы видите их …

 

ИЗ ПИСЬМА К***

Прямо под ноги пулям,

Расталкивая года,

По январям и июлям

 Я проберусь туда...

Никто не увидит ранку,

 Крик не услышит мой,

Меня, китежанку,

Позвали домой.

И гнались за мною

Сто тысяч берез,

Стеклянной стеною

Струился мороз.

У давних пожарищ

Обугленный склад.

«Вот пропуск, товарищ,

Пустите назад...»

 И воин спокойно

Отводит штык.

Как пышно и знойно

Тот остров возник!

И красная глина,

И яблочный сад...

О salve, Regina! —

Пылает закат.

Тропиночка круто

Взбиралась, дрожа.

Мне надо кому-то

Здесь руку пожать...

Но хриплой шарманки

Не слушаю стон.

Не тот китежанке

Послышался звон.

10—12 марта 1940

  Фонтанный Дом·

Судьба Выборга была небезразлична поэтессе, о чем свидетельствуют неизвестное ранее определение, данное поэтессой: «Выборг - это казенный город». Литературовед Ирина Служевская рассказывает:

 «Венцлова· цитирует неизвестные мне слова Ахматовой, сказанные о Выборге, "другом европейском городе, в сталинские времена присоединенном к СССР", но приложимые и к Кенигсбергу: "Это – казненный город"». Речь идет о докладе Томаса Венцловы «Кенигсбергские строки», посвященном творчеству И. Бродского. Венцлова продолжает: «Кенигсберг, превращенный в руины, лишился примет, стал анонимным, оказался сведенным к одной-единственной букве». Видимо, Ахматова и Венцлова под словом «казенный город» понимали «своеобразие» и схожесть Выборга и Кенигсберга.

Ахматовой довелось  еще раз встретиться с Выборгом за два года до смерти. Живя в Комарово, она часто прогуливалась по живописным окрестностям, ведь и природа у Ахматовой служила источником вдохновения. В эти годы автомобильные поездки пользовались безоговорочным признанием у Анны Андреевны.

В одну из осенних дней 1964 года, совершая автомобильную прогулку по Приморскому шоссе, Ахматова и ее близкие друзья,  неожиданно решили прокатиться до Выборга. Времени у них было в обрез, так как  Ахматова ждала гостя. Началась необыкновенная гонка и вскоре они были в Выборге. Но на полное ознакомление с городом времени у них не хватало, поэтому они даже не выходили из машины. По воспоминаниям А. Наймана,· они «покрутились возле парка и причала, не выходя из машины, съели по эскимо, и также стремительно вернулись». Анна Андреевна  произнесла только немного обидные слова: «Средней силы населенный пункт»…Через несколько дней знакомая поэтессы профессор математики Ольга Александровна Ладыженская, впоследствии приложившая столько усилий для увековечения памяти Анны Андреевны, навестив Ахматову, рассказала ей о впечатлениях, произведенных на нее городом, с  восторгом отозвалась о гранитных выступах и ступенях, уходящих под воду. Ахматова  с некоторой обидой заметила, что ничего подобного там не видела. Через день она подарила подруге стихотворение «В Выборге» с посвящением .

 

Огромная подводная ступень,

Ведущая в Нептуновы владенья, -

Там стынет Скандинавия, как тень,

Вся - в ослепительном одном

виденье.

Безмолвна песня, музыка нема,

Но воздух жжется их благоуханьем,

И на коленях белая зима

Следит за всем с молитвенным

вниманьем.

1964

Говоря  о Выборге «серебряного века», нельзя не обойти вниманием ярких представителей финской поэзии этого периода, обогативших выборгскую культуру. 

Поэты «серебряного века» интересовались не только природой, политикой Финляндии, но и проявляли живой интерес к ее культуре. Особый интерес вызывал так называемый карелианизм, который был присущ и финским литераторам – неоромантикам, которые были более близки  к русским поэтам-символистам. Карелианисты идеализировали время героев «Калевалы», называли его «золотым веком». Они совершали поездки в русскую Карелию, в Выборг, в места, где были записаны руны. Среди поэтов-неоромантиков,  близких поэзии «серебряного века» были Эйно Лейно, Й. Рунеберг, З Топелиус, А. Киви. Они бывали в Выборге, описывали его в своих произведениях.

В России финскую литературу стали переводить в последние десятилетия XIX века.  Стихотворения поэтов-неоромантиков переводили русские поэты «серебряного века»: А.А. Блок, В.Я Брюсов, Вяч. Иванов, А. Белый. Их переводы отличались высоким художественным уровнем. С их участием, в 1917 году под редакцией М. Горького и В. Брюсова увидела свет объемная антология под названием «Сборник финляндской литературы», в переводе поэтов «серебряного века».  Таким образом происходило взаимообогащение двух литератур, взаимопроникновение двух культур.

Русские символисты и финские неоромантики принадлежали к разным языковым культурам, их творчество начиналось от разных истоков, но вместе с тем и многое их роднило: поиски идеала личности, одинаковый подход  к проблемам познания, стремление к красоте.

 

Литература.

 

1. Ахматова А. В Выборге. – в кн.: Ахматова А. Бег времени. Стихотворения. –Л.: Сов писатель, 1965. –с. 450.

2. Ахматова А. После всего. – М : Изд-во МПИ, 1989.- 288 с.

3. Гарднер Вадим. Избранные стихотворения. – СПб., Акрополь, 1995. – 95 с.

4. Карху Э. Малые народы в потоке истории. – Петрозаводск Изд-во ПГУ, - 1999.- 254 с.

5. Мандельштам О.Э. Финляндия. В кн.: Мандельштам О.Э. Собр. соч., т.2. – М.: Терра, 1991.

6. Серебряный век. Поэзия. – М.: АСТ ОЛИМП, 1996. – 672 с.

7. Соловьев В. Стихотворения и шуточные пьесы. – Л.: Советский писатель, 1974. – 325 с.

8. Финский альбом . Из русской поэзии начала ХIХ – начала ХХ веков. – Ювяскюля, 1998. – 331 с.

9. Мандельштам Е.Э. Воспоминания //Новый мир.- 1995.-№10.-с.119-178.

10.Мандельштам О. Египетская марка. Неизданные фрагменты.//Наше наследие. –1991.- №1.- с. 62-76.

11.Мельникова К.Ф. Осип Мандельштам в Выборге. //Выборг.-1991.- 19 март.

12.Суриш И.В.  И голос вечности. //Выборг.- 1993. – 17 июл.

13.Хеллман Бен. Осип Мандельштам и Финляндия. Пер.с англ. – Хельсинки. Славика. – 1996.

 


· Мандельштам О. Шум времени. Финляндия.- В кн Мандельштам  Осип. Сочинения т. 2. – М.:1990.- с.17.

· Н. Бердяев, русский писатель, философ.

· Д. Мережковский русский писатель, поэт, философ.

· Н. Гумилев, русский поэт, основоположник акмеизма.

·  Мандельштам Е. Воспоминания.  //Новый мир. - 1995. - №10. – с.119-178

· Мандельштам О. Финляндия. - В кн. Мандельштам О. Сочинения, т.2. - М.: 1990. - с.17

· Там же.

· Осип Мандельштам Египетская марка. Неизданные фрагменты. // Наше наследие.-1991.- №1.-с.75.

· В сороковом году . – В кн.: Ахматова А. После всего. – М.: Изд. МПИ, 1989.- с. 119.

· Венцлова Томас – литовский поэт, профессор университета, друг А.Ахматовой.

· Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой.

//Новый мир.-1989.- №3.-с.112-113.